Роман Литван. Другое измерение
(Роман)
2. МИТЯ (продолжение)
Мы подходили к широкому фасаду нестандартного двухэтажного дома неподалеку от Новокузнецкой. Странный дом для центра Москвы — наверное, старый; он стоял посреди небольшого проходного двора, огороженный по периметру чугунной решеткой. Здесь можно было пройти насквозь, устремляясь к набережной, — хотя с другой его стороны шла улица в том же направлении.
— Дядя Свет, знакомься, это Митя — мой муж, — сказала Аня, как только мы очутились в огромной прихожей.
— Му-уж? — протянул дядя Свет, окинув меня насмешливым взглядом и быстро переведя глаза на Аню. — Не припомню, чтобы довелось веселиться на твоей свадьбе. Ты как же посмела про меня забыть, бесстыдница!.. Признавайся — была свадьба? Без меня? Честно!..
Вместо брюк, на нем одеты были темные шаровары, и он был босиком. Я отметил, что дядя Свет по-видимому моржует, поскольку он не носил ни пиджака, ни куртки, а обходился в нетопленой квартире хлопчатной рубашкой с короткими рукавами.
Аня обняла его за шею и расцеловала в обе щеки.
— Будет свадьба обязательно: ты самый первый узнаешь. Вот родители сделают ремонт... закончат...
— Что ни день — новая мода. Ну и ну. — Пожав мне руку, дядя Свет повел нас в комнаты. — Молодежь выросла перевернутая: сначала муж — потом свадьба. Когда это видано! Все наоборот. Сейчас старика какого-нибудь подними из гроба — он глянет и от ужаса в тот же миг перекинется... Катерина!.. — позвал он, — Анечка пришла. Представь себе, она с мужем... А это сын мой Павел. Наши друзья Виктор поэт и Галина театральный художник, Данила исполнитель авторских песен под гитару, Вадим юрист, борец за справедливость, приехал из Хабаровска, его там хотели то ли арестовать, то ли убить, Сергей драматург и Стелла поэт, Нина мать и опекун шестнадцати беспризорных собак, не считая кошек, содержит их и себя зарабатывая уроками иностранных языков от английского до японского, полиглот, служит в каком-то невидимом ведомстве, просто хороший человек, Галина Сергеевна Шувалова вечно молодая женщина, самая прелестная, не говоря о том, что моя двоюродная тетка, известная каждому вменяемому жителю российскому от пяти лет и до ста, человек будущего века, Валерий мой коллега, помогает страждущим лечебным голоданием, учит, как исцелиться йогой и покаянием, последнее вам на первый взгляд может представиться странным, но если вы наслышаны об исправлении кармы, то вот он весь перед вами, к тому же бессеребреник, палат каменных не построил образно говоря, и даже более того. Митя, Аня, садитесь, нальем вам сейчас наш чай. Аня знает. Катерина, забери мою чашку, ополосни, дай Анечке. Еще какая-нибудь посудина найдется в доме?
— Сиди спокойно. Я все сделаю. — Жена его поднялась и вышла из комнаты, ступая по холодным паркетинам босыми ногами. Мне захотелось спросить у Ани, может, это такая секта; впрочем, Катерина была в платье и в кофте. Она показалась мне не намного старше Павла, сына, который выглядел мужичком лет за тридцать. А дяде Свету никак нельзя было дать больше сорока, при том, со слов Ани, я помнил, что ему приблизительно пятьдесят шесть; когда он, открыв нам дверь, поздоровался со мной, с неожиданной силой сдавил мне руку.
— Ну, что ж, Палыч... меня ты совсем из списка убираешь? Переводишь в высшие миры — бесплотные и неощущаемые... Или?.. — Грубоватым голосом, небрежно и отрывисто, как будто с ленивым пренебрежением, — человек в дорогом костюме, в блестящих лакированных туфлях и с многоярусными мешками под глазами, с одутловатым крупным лицом большого начальника, уронил ленивые слова, откинулся в кресле и не стал заканчивать своего вопроса.
— Прости, дорогой... Конечно. Конечно. Слона-то я и не приметил. Леонид банкир и бизнесмен. И политик. В прошлом в некоем министерстве не из последних был. Но главное... — Интересно было наблюдать, как обращается к нему дядя Свет: в выражении лица и рта присутствовало какое-то отталкивание, почти неприязнь, словно он выстраивает непроницаемую преграду, но при последних словах прорезались в голосе непроизвольно интонации нежной размягченности, в глазах явились искорки оживления. — Главное — Леонид мой друг детства, мальчишками на одной улице носы друг другу отделывали. Было дело под Полтавой, есть что вспомнить.
— Да, было дело, — грубоватым голосом повторил Леонид, так же слегка умягчаясь и разнеживаясь непроизвольно; но высокомерие, даже чванство сохранялись на одутловатом лице. — Светлый отчаянный был пацан, на улице не раз отличился: взрослый урка какой-нибудь убить его мог, но не принудить отступить.
Катерина подала нам теплого травяного чая, вкусно пахнущего.
Разговор возобновился.
Шувалова, сухощавая и подвижная, объясняла Валерию свой взгляд на лечебное голодание. Она мне показалась пожилой женщиной, далеко не старой, но впоследствии, узнав ее истинный возраст, я более не осмеливался брать в расчет количество лет, прожитых человеком на свете: все зависит от самочувствия и способности каждого сохранить здоровье и молодость. Особенное впечатление на меня произвел рассказ о переходе этой удивительной женщины несколько лет назад с группой таких же энтузиастов через раскаленные Каракумы, когда к тому же участники выпивали в день по одному литру жидкости — против рекомендованных официальной медициной пяти-восьми литров — и обходились ежедневным одноразовым приемом пищи, вегетарианской и фантастически малого объема.
Валерий сидел на стуле, подогнув под себя одну — конечно же, босую — ногу, смотрел на Галину Сергеевну задумчивым, полностью отрешенным взглядом, изредка кивая головой, чтобы подтвердить свою причастность к разговору. Его бесстрастные руки иногда меняли положение, кисть правой руки охватывала запястье левой, и руки снова замирали в неподвижности.
Поэт Стелла вертелась на месте, словно на иголках, как если бы ею была поставлена самой себе задача ни на мгновение не задержаться в какой-нибудь одной позе. Она подносила руку ко лбу, закатывала глаза и порывалась говорить о своих недомоганиях и болезнях, но многочисленное общество стесняло ее. Сергей драматург, по-видимому муж ее, не мог скрыть тревоги и обожания, с ревнивым вызовом оглядывал слушателей, как видно, готовый в любой момент оказать ей поддержку; иногда стыдливое чувство брало верх, и он добродушным баритоном просил Стеллу переменить тему. Томная его спутница жизни реагировала, на удивление, послушно.
— Милая, — Галина Сергеевна сказала доброжелательным и одновременно сухим тоном, не допускающим возражения, — приходите ко мне в будний день... днем. Вы творческий человек и, если сможете проявить немного воли и характера... Здесь, мне кажется, не такие сложные проблемы — вы сможете быстро от них избавиться, моя роль сведется лишь к установлению диагноза и выработке рекомендаций. Все сделаете вы сами.
— Да, я творческий человек, — подхватила Стелла, пожимая плечами, спиной, крутя головой и жестикулируя. — Я, конечно, творческий... Но как быть с кофе, с чаем... я так привыкла, и к... ну, в общем... э-э... от всего этого так трудно сразу, вы понимаете?..
— Возможно, — сказала Галина Сергеевна, — ваш случай имеет большее касательство к практике Валерия. Договоритесь с ним, благо он рядом с вами, и молча все слышит, и видит, и, возможно, многое из того, о чем мы не говорим и чего не показываем.
— Ясновидение! — Стелла подпрыгнула и всплеснула руками от восхищения и страха. — О, он — ясновидец! — Она лихорадочно стала поправлять одежду и закончила тем, что скрестила руки на груди, обхватив себя за плечи, как бы прячась, кажется, на какое-то время уменьшила свои пожимания и подпрыгивания.
Галина Сергеевна рассмеялась весело:
— Неловко, не правда ли? Но только вы не смущайтесь. Он не видит сквозь одежду, не тело наше видит, это нечто другое. — Она повернулась опять к Валерию:
— Действительно пациентка по вашей части.
— А что, это такая способность, когда читают чужие мысли? — Грубоватый голос из кресла, но отнюдь не такой уверенный, как прежде, — беспокойный, торопливый: — Мысли можно угадывать?.. Светлый, ты мне ничего не сказал... Ты тоже мысли читаешь?
— Более того, — сказала Галина Сергеевна, весело посмотрев, — тончайшие шевеления чувств. И желания и помыслы о будущем. Так что трепещите, друг мой.
— Если вы замыслили преступление, или успели привести в исполнение — я к вашим услугам, господин банкир, — сказал Вадим юрист из Хабаровска.
— Уймитесь, прошу вас. Над Леонидом нельзя шутить: он — человек без юмора. — Дядя Свет сделал плавные движения руками. — Леня, возрадуйся — никто ничьи мысли не читает, под одеждой не видит. Галина Сергеевна правильно сказала, это совсем другое — энергетика. Отчасти можно сказать, что чувства. Но не мысли. Хотя они и влияют на состояние нашей души.
— Но Галина Сергеевна — врач, несмотря на то, что нетрадиционный... А ты и твой друг... Валерий? — вы экстрасенсы.
— Я тоже врач.
— Бывший.
— Ни Валерия, ни меня — если быть точным, я ему в подметки не гожусь — неверно называть экстрасенсами.
— Не важно. Кстати, ты обещал мне протекцию у Галины Сергеевны... Ради вас я сегодня отложил все дела и пришел сюда. Много слышал о вашем таланте.
— Спасибо, я польщена.
— Не могли бы вы назначить мне день и час приема?
— Конечно. Позвоните мне завтра.
— Спасибо. — Леонид поднялся, показывая в полный рост приземистое, грузное тело на коротких ногах, великолепный костюм, заметно вьпирающий из пиджака живот, — вновь самоуверенный и важный. — Свет, я попрощаюсь. Мне пора. Шофер мой, видно, сто чертей послал мне в печенку — то-то она не отпускает всю дорогу... До свиданья, — буркнул себе под нос и направился к выходу. Дядя Свет последовал за ним и что-то говорил ему такое о карме, об энергетике, на что он отмахнулся решительно: — Нет, нет!.. Мне не надо, я не хочу, чтобы в мои мысли залезли посторонние люди. Не хочу!..
Валерий, не меняя позы, с открытыми, вовнутрь обращенными глазами, казалось, улетел далеко в неведомую высь, оставив на стуле одну только оболочку свою.
Поэт Стелла почти совсем успокоилась и тихо беседовала с Сергеем, не пытаясь привлечь к себе внимание других людей.
Полиглот и опекунша беспризорных собак Нина, удлиненным лицом, крашеными пегими волосами и свисающей на лоб челкой похожая на ощенившуюся колли, вместе с Галиной театральным художником приступили к Шуваловой с расспросами, какие заболевания могут излечиваться ее методом. При слове «заболевания» Стелла встрепенулась, исполненная порыва вступить в разговор, но сразу затем обмякла и утихла.
Данила чуть слышно перебирал струны гитары, мелодично и грустно, терпеливо дожидаясь своего часа.
— То, что я прописываю моим пациентам, — сказала Галина Сергеевна, — нельзя именовать методом, или диетой. Это — система, комплекс...
— Неужели смертельные болезни излечиваются? — спросила Нина. — Разного характера болезни? Но тогда ваш метод... система — панацея? А панацей не бывает.
— Конечно, нет. Добавлю еще решительней — стремление найти универсальное лекарство от всех болезней осуществимо не в большей степени, чем попытка создать вечный двигатель. Но моя система естественного оздоровления — не лекарство... Я помогаю человеку восстановить природную саморегуляцию организма. Полное исцеление достигается благодаря переходу на естественный, здоровый образ жизни.
— Полное исцеление?
— Да, именно полное, а не частичное, не половинчатое, когда больной становится передвижным складом патентованных лекарств, а по существу полу- или полным инвалидом... Что такое раковое заболевание? в чем причина рака?
— Да, да — в чем? — заметно поникнув и передергиваясь внутренне, повторила Нина.
— Ну, чтобы никого не смущать, — в задумчивости проговорила Галина Сергеевна, — будем говорить абстрактно. Наше физическое тело состоит из великого множества клеток. В отличие от самостоятельно существующих в природе одноклеточных организмов, наши клетки — так сказать, коллективисты... Они работают в общих интересах всего тела, подчиняясь сигналам, регулирующим их деятельность, их специализацию, скорость деления... А вот природные одноклеточные организмы, они законченные эгоисты, которые живут только для себя, интенсивно размножаясь в зависимости исключительно от наличия нити... Чрезмерное потребление животных белков, жиров вызывает в человеческом организме не мотивированное его потребностями избыточное производство энергии. По сути, происходит сильнейший энергетический удар по всем системам нашего тела: избыточная энергия, протекая через ткани, провоцирует преждевременное старение человека. Снижается чувствительность к сигналам, и наши клетки начинают вести себя как суверенные одноклеточные организмы, то есть начинают бесконтрольно делиться — образуется опухоль, и если она злокачественная, прорастает в ткани соседних органов, повреждая их.
— А вы? — спросила Галя театральный художник.
— А я не мешаю человеку вспомнить и восстановить от рождения заложенную в нем саморегулирующуюся и самообновляющуюся системную функцию... Которая в нем расстроилась из-за нездорового, идущего вразрез с предписаниями природы образа жизни... Если организму не мешать, а помогать, он отблагодарит нас гармонией полного духовного, психического и физического здоровья. Система естественного оздоровления, в первую очередь целебное питание, позволяет разбудить способность организма автоматически поддерживать чистоту внутренней среды, сохранять равновесие во взаимоотношениях с внешним миром: это создав условия для нормальной работы всех органов и систем. Мы едим в несколько раз больше пищи, чем необходимо для нашего хорошего самочувствия, силы, энергии, работоспособности. И в результате мы так забиваемся пищей, что наши органы, наши клетки для ее переваривания работают с перенапряжением, и весь организм идет вразнос.
— Нельзя много есть сахара? — спросила Галя.
— От сахара следует совсем отказаться.
— А рыбу можно есть? Она постная.
— Нет, так бесполезно что-либо объяснять. Дело не в диете, не в перечне каких-то продуктов. Все гораздо глубже и интереснее. Одно могу сказать: официальная медицина и диетология с их подсчетом килокалорий на неверном пути. Ко мне доставляют очень тяжело больных, иногда в прямом смысле умирающих, и вот они стали полностью здоровыми людьми, поднявшись и сейчас продолжая жить — и работать полноценно — на рационе, не превышающем пятьсот килокалорий в день!
Внезапно Валерий произнес в замедленном, расслабленном тоне:
— У них открылась связь с Космосом... И вообще энергия поступает к человеку не только через пищу...
Я заметил уже некоторое время, что он как будто присматривается ко мне и к Ане. Хотя трудно бывает определить, на что направлен взгляд полностью отрешенного человека.
— Звонили твои родители, — подошел к нам дядя Свет, — они тебя разыскивают.
— Что-нибудь случилось? — спросила Аня.
— Потом поговорим, пусть все разойдутся. Ты остаешься на ночь у меня.
— У тебя-я? — протянула Аня. — Что все-таки случилось?
— Не сейчас.
— Я не согласна у тебя остаться. Мы поедем к бабушке. Я позвоню ей.
— Нет, не подходи к телефону, — поспешно возразил дядя Свет. — Места у меня еще для дюжины хватит. Пашка уедет к себе.
— Нет.
— Почему?
— Так.
— Анька, не дури.
— Папа жив? Мама жива? Позвонить нельзя?
— Ну, потерпи немного. Все не так страшно... «Так», — передразнил он ее интонацию и рассмеялся.
Когда спел Данила несколько своих песен, кажется неплохих, — Аня нервничала и мне передалось ее волнение — и когда гости потянулись на выход, Галина театральный художник вместе с мужем Виктором, поэтом, взялись подвезти Галину Сергеевну Шувалову, в квартире, кроме нас, остался Валерий, не покидающий своего стула, — дядя Свет сказал Ане:
— У Люды убили сегодня днем хозяина фирмы. Вместе с его телохранителем. Обоих насмерть в центре Москвы. Люда и Борис переходят на режим повышенной безопасности.
— А мама при чем?
— Не знаю. По телефону нельзя было говорить. Думаю, скорее не мама, а Боря при чем.
— Ну, вот, опять папа из-за своей газеты лезет в опасность. А почему нельзя бабушке позвонить?
— Сама сообрази. Мой телефон в ту же минуту, как только они позвонили и заговорили о тебе, возможно, взят на прослушивание... Правда, я ни словом, ни намеком не показал, что ты здесь... А если Борис наступает им на мозоль, — ты становишься самой заманчивой фигурой в игре. С него чего возьмешь? Только убить — и на этом конец...
— Типун тебе!
— А благодаря тебе, не дай Бог, конечно, из него можно веревки вить. Так что ты остаешься на ночь у меня. Я тебя никуда не отпущу.
— Нет...
— Значит, на моих глазах этих людей сегодня убили… — Я себя стукнул по лбу с возмущением: — Не успел легковушку запомнить! В две секунды все произошло, и умчались. Вот жалость! Если б я знал, что тебя касается... Наверное, это они и есть — тоже двое.
— Не жалей, — сказал дядя Свет. — Без сомнения, машина краденая. Они ее где-нибудь бросили и пересели в другую.
Валерий, о ком постоянно забывали, настолько он умел быть словно бы несуществующим, вдруг произнес:
— Свет, твой друг детства...
— Леонид?
— Леонид причастен, кажется, к этому убийству. От него идет опасность на...
— На кого?..
— На девушку, приходящуюся тебе племянницей? Но — опосредовано, через ее родителей. Хорошо видно... Ее отец и Леонид... так предначертано, они должны встретиться в нынешнем воплощении... и отработать что-то из предыдущего, незавершенные столкновения... Впереди невдалеке угроза от него им всем: от них зависит — куда пойти, о чем думать... Ее можно исправить...
— Так исправьте! — воскликнула Аня.
— Я вас возьму под мою защиту. Вы — любовь, целеустремленная, чистая. Любите и благословляйте всех и всё. Не отклоняйтесь в раздражение или в малейшее неудовольствие. И да поможет вам Бог.
Мы глядели на него как зачарованные — Аня, Катерина и я.
Провожая нас, дядя Свет повторил:
— Прощайте всех, благословляйте. И сами просите прощения. Постоянно — за любой неправильный поступок или мысль... Жаль, что не остались. Поезжайте с предельной осторожностью.
— Светозар Павлович, то, чем вы... занимаетесь... и Валерий... Простить убийцам, злодеям?.. Я могу понять, если это, так сказать, абстрактная метафора. Или как у нас в каратэ — прежде, чем напрячь, расслабь мышцу. Да? Без злости все делаешь, расслабленно и в отстранении — на автомате...
— Если интересно, постепенно приобщу тебя. Надеюсь, будем видеться. Валерий несколько слов сказал. Всего лишь. Здесь ничего не сказано напрасно.
— Понравилось? — спросила Аня, когда мы ушли.
— Очень. Но насчет простить — не понимаю.
— Да, трудно сразу привыкнуть.
— Как это поганого убийцу простить?.. Уничтожить его надо!
— Может быть. Но в чувствах и в мыслях — ни-ни — нельзя судить. Вот фокус!.. Если кто злится, ненавидит — его ненависть идет вверх, во Вселенную, и Вселенная, чтобы защититься от него, отвечает ему той же ненавистью. Все взаимосвязано. Не мы создали другого человека, не нам его судить... Понимаешь? Надо простить, благословить — и тогда даже преступник может легче исправиться. Даже в самом черном преступнике остается зерно человеческое, наше прощение поможет ему прорасти. Не понимаешь? Мне — проще: я всю жизнь от дяди Света слышу. Мама тоже с насмешливым ужасом глядит на всю их философию. Но папа у меня голодает, занимается йогой, он — герой.
— Что значит голодает?
— О, это долго рассказывать. Ты не слышал ничего про лечебное голодание? Две недели? двадцать один день? Полный голод на воде.
— Ничего нельзя есть?
— Ничего. Только чистая вода.
— Нет. Не слышал.
Аня позвонила бабушке из телефонного автомата в метро, и мы поехали.
— Я правильно не согласилась, чтобы нам поселиться у дяди Света с Катериной?.. Квартира громадная, и ехать никуда не надо... Но я подумала, зайчик... ты бы чувствовал себя неловко у них... У бабушки можно совсем не стесняться.
Мне осталось только обнять ее и крепко поцеловать в губы.
Все увиденное и услышанное я воспринял с большим недоверием, хотя почувствовал и проникся людьми настолько, что не сомневался в том, что шарлатанством тут не пахнет. Я спросил:
— Кроме голодания, чем они еще лечат? Валерий и дядя Свет...
— Тем самым и лечат — молитвой и покаянием.
— Всего только? — У меня был личный интерес, так как состояние здоровья моего отца внушало нам за последний год неустроенности и неудач серьезное беспокойство.— Помогает?
— Ого, еще как!.. От пациентов отбоя нет. Ну, они, конечно, работают вместе с человеком, помогают запастись энергией, не совсем так, но неважно. Недаром дядя Свет не считает, что он экстрасенс... А я знаешь, о чем думаю и жалею, что упустила? Галина театральный художник — ведь это мой потенциальный клиент!
Я посмеялся и снова обнял и поцеловал ее.
________________________________________________________
© Роман Литван 1989―2001 и 2004
Разрешена перепечатка текстов для некоммерческих целей
и с обязательной ссылкой на автора.