Роман Литван. Другое измерение
(Роман)
22. ПРИЦЕЛ И ТРИ РАЗГОВОРА В ПРИДАЧУ
В то время как Борис Лагутин порывался уехать от Валерия в редакцию — два человека вошли на чердаки двух соседних домов, расположенных углом как раз напротив фасада редакционного здания, и засели перед узенькими открытыми окнами. Отсюда они имели хороший обзор ступенек главного входа с двух направлений.
Оба, независимо один от другого, закурили, достали из внутренностей своих курток некие предметы, превратившиеся после непродолжительной сборки в винтовки с выдвижным прикладом и оптическим прицелом.
Ясно, что чердачные терпеливые наблюдатели, внимательно осматривающие все подходы к зданию, были люди распространенной у нас профессии — килеры, или, проще говоря, убийцы.
Они знали, кого надо ждать, в какое приблизительно время встречать, — устроились скромно, однако не без удобств, что должно было поспособствовать им в выполнении решающей части их работы, требующей хорошего глазомера, твердой руки и точности. Работы нелегкой, изматывающей, рассчитанной на человека крепких нервов, уравновешенного, усидчивого, даже пожалуй умиротворенного.
Казалось, все было готово.
Главный герой задерживался. Что конечно же с его стороны было невежливо. Начальство наших килеров четко вычислило паузу — когда покинул рабочее место, во сколько часов и минут возвратится: ведь он назначил время посетителю, и тот дожидался его. А он почему-то не спешил. И все с нетерпением глядели на часы, и посетитель и чердачные сидельцы.
И вдруг за какие-нибудь несколько минут до появления на сцене героя — прискакали нарочные с неожиданной вестью: задание отменяется, чердачных наблюдателей просят покинуть свой пост.
Приказ есть приказ — они разобрали оружие на составные предметы, спрятали под куртками и удалились.
После чего бесформенный ком тряпья, валяющийся в дальнем замызганном отсеке чердака, зашевелился, раздался — и из него высунулась тоже замызганная, плотной коркой грязи заросшая физиономия старого сморщенного бомжа, впоследствии оказавшегося тринадцатилетним вокзальным носильщиком Витей.
Витя подошел к окошку, пошарил в грязи под ногами и, нащупав свежий окурок, сунул в рот, не подумав стряхнуть с него мусор. Вынул из кармана прозрачную зажигалку, закурил с наслаждением. Потом глянул на площадь внизу. Прищурился налево-направо и, что-то для себя поняв, хмыкнул удовлетворенно.
— Миллион — меньше не соглашусь, — произнес он, поворачивая к чердачному люку.
Борис Лагутин, войдя на проходную, увидел странную фигуру подростка, одетого в лохмотья, и услышал не менее странный спор между ним и охранниками.
— Да куда ты лезешь? Проваливай, пока я в милицию тебя не сдал.
— Говорю — важное известие. Для газеты.
— Какие у тебя важные известия? Иди-иди... Важные известия у него. В метро побирайся.
— Я не побираться!.. Я тебе не скажу ничего. Скажу самому главному в газете.
— В какой газете? Здесь несколько...
— В той, где больше про преступления пишут.
— Все пишут про преступления. Умора с тобой... Уходи, не пущу тебя!
— Не имеешь права. У нас свобода слова.
Все, кто был рядом, засмеялись.
— Пропуск есть у тебя? Нет — нельзя пройти.
— А что? свобода по пропускам? Где выдают пропуска?
— Надо, чтобы из редакции на тебя заказали его в бюро пропусков...
— Ну, скажи редакции, чтобы она заказала.
— Какая редакция? Какой газеты?
— Ну... любая.
— Нельзя! Уходи, не мешайся...
— Ну, порядки! Пройти в газету — нужен пропуск. А чтобы его получить — газета должна мне заказать. А как же она узнает, что я тут, если я не могу пройти?
Борис спросил у подростка:
— Ты хочешь говорить с главным редактором? Ты что-то видел?
— Да. Только тебе не скажу, ты не главный.
— «Московская газета» тебя устроит?
— Она про что пишет?
— Про все пишет.
— Ты меня можешь впустить?
— Могу. Беру его с собой, — сказал Лагутин охране, — потом приведу его назад.
— Глядите в оба! — крикнул охранник вслед.
Борис ввел необычного посетителя в свой кабинет, где привычная ко многому Людмила едва не потеряла сознание.
— Людонька, напои Витю чаем и пообщайся с ним. Только, пожалуйста, пусть он никуда отсюда не уходит. Никуда, слышишь? — попросил Борис. — Я максимум на полчаса уйду, меня ждет человек давно.
Дима, друг Владимира, ожидал его в секретариате. Борис извинился за опоздание.
— Ничего, ничего... Главное — чтобы дело было.
— Дело есть. По-моему, крупное. Как ваше имя-отчество?
— Зовите просто Дима. Молод я еще.
— Выглядите вы солидно...
— Спасибо. — Дима улыбнулся приветливо. — Такая должность моя.
— Солидно... и не менее солидные ваши... достижения я успел увидеть по телевизору.
— А-а... Это наполовину мои. Спасли Вову. Он в надежном месте. Вторая половина на совести того проказника, о котором ваша великолепная статья. Так их — троглодитов, что и во власть лезут, и в бизнесе проглотить всех хотят, и... людей убивают.
— А вы?
— Я работаю. И обороняюсь от троглодитных монополистов. Что поделаешь? Такая жизнь у нас. Грех отдать им себя на поругание. Вы не согласны?
— Может быть, грех... — Борис прошелся по комнате, в которой они уединились. — Скажите, пожалуйста, что вы станете делать, если я укажу вам точные координаты двух человек, которые угнали машину Владимира и сшибли мальчишку? Собственно... если они бы дали бы показания — против себя и против заказчика, — и если бы удалось их живыми сохранить до суда — и то и то маловероятно... Владимир невиновен, обвинение рушится...
— Я могу их взять и в целости-сохранности доставить на суд.
— Но они не сознаются.
— Я их уговорю.
Борис посмотрел на него испытующе:
— Вы имеете в виду...
— Нет, будьте спокойны, никакого зверства.
— А как? — В журналисте пробудилось профессиональное любопытство новых и интересных открытий.
— Очень просто... Купим. Пообещаем. Уговорим.
— Да, так хорошо. Владимир помог мне много... И вы его друг?
— Он мне нужен. Крепкий мужик, настоящий.
— Ладно. Нынешняя молодежь за пределами моих восприятий. Пусть будет так... Скажите, пожалуйста, что вы сделаете с человеком, который находится рядом с вами и предает?
— Меня?
— Да, вас. Но — все-таки какая-то проверка требуется. Я не уверен на сто процентов. Человек мне передал, но слова — это слова...
Огонечек зажегся в глазах Димы, сделавшихся задумчивыми:
— Я... умею проверить.
— И что сделаете?
— Уволю его без выходного пособия.
— Без шуток?
— Назовите мне, Борис Михайлович. Вы должны понять, как это важно. За такую информацию я вам обязан по гроб жизни — я Дима, надежный как скала!
— Дайте слово, что никаких физических воздействий, увечий, избиений, смерти — не последует. Действительно, увольте его, отставьте от себя, и этим ограничьтесь. Даете слово?
— Хорошо. У меня нет выбора. А то бы я — на мой вкус, и по всеобщему правилу!..
— Я понимаю. Но это варварство?
— Нет, это не варварство, а необходимая мера безопасности и защиты многих людей. Включая семьи — очень многих. От продажной шкуры, которую купили...
— Боже мой, — вздохнул Борис. — Все как в большом государстве. Множество маленьких государств — с теми же приемами, законами, предрассудками!..
— Жизнь — борьба. Конкуренция. Хотелось бы, чтобы шло по-человечески, по разуму... В будущем утрясется. Но никогда волк не станет овечкой, а овечке не быть волком!..
Простившись с Димой, Борис вернулся к себе. Его жена, преодолев первое потрясение, потчевала залетного гостя, вникая в подробности его существования, интересы, жизненные цели и ориентиры.
Оказалось, он убежал от пьяницы-матери из далекого Красноярска и от ее перемежающихся пьяниц-сожителей, некоторые из них проявили себя настоящими садистами.
Он подлинно зарабатывал носильщиком на Казанском вокзале, и называл приличные деньги за вечер и за ночь — но половину должен был отдать вокзальному авторитету, дозволяющему пристроиться на определенном участке.
Людмила размякла от сострадания к нему, глаза у нее сделались на мокром месте.
Витя, в свою очередь, с каждой выпитой чашкой крепкого чая, проглатывая подаваемые без ограничения бутерброды и шоколадное печенье, — все больше оттаивал, проникался доверием к обстановке и гостеприимной хозяйке. Глаза его из настороженных, затаенных просветлели до спокойных, почти радостных. Возможно, ему припомнилось что-то приятное из первых школьных лет, когда он приходил в класс и у него были книжки с цветными картинками и кормили его обедом и учительница ласковое слово обращала к нему.
Людмила пересказала Борису о человеке на чердаке.
— Ты утверждаешь, что сможешь его опознать?
— Опознать не могу, а узнаю за ради Бога. Я его видел.
— Где?
— Не один раз приходил к пахану на Казанский вокзал.
— Вон оно что. Но ты, Витя, соображаешь, что о своем открытии ты не имеешь права ни полслова никому? Иначе тебя пришьют. Никому!..
— Спрашиваешь... Миллион давай, и я могила.
— Насчет миллиона сложнее.
— В газете про меня пропечатают?
— Да ты что? Я же тебе только что объяснил: никому нельзя знать, что ты его там видел. Дойдет до этого килера — он такого свидетеля, как ты, в живых не оставит. Убьет.
— А сколько заплатишь?
— Сейчас решим. Я познакомлю тебя с женщиной, которая твоей проблемой занимается. Может, тебя устроит ее предложение? пойти в школу, в интернат... стать человеком.
— Я курю.
— Ну, все курят.
— Я и таблетки ем.
— Ах, вот что. М-да... Я тебя сведу — она во всем поможет. А пока где тебя найти? по секрету, конечно.
— На вокзале ночью. Я там каждый раз бываю. Поезда приходят — на перроне...
— Запомни, Витя. Молчи про то, что видел. Никому!..
— Жребий брошен! — выдал напоследок Витя.
Людмила чуть позже, оставшись вдвоем, обняла мужа за шею:
— За тобой охотился?
— Не знаю. Не доказано.
— А я знаю!.. Боря, что делать?
— Ничего не делать. Жить. Работать. Интересно, Валерий устроил мне опоздание и все прочее?.. Маг и волшебник. Замечательная тема для меня в будущем — когда покончу с мафией.
— Дай Бог, чтобы они с тобой не покончили! Боря, мне страшно... Мне страшно, понимаешь?
— Живи весело. Я с тобой. Не должно быть никаких страхов. Людонька, солнышко мое, все хорошо. Погоди, сегодня и завтра какие еще начнутся перетрубации в Думе, в Прокуратуре, в Правительстве!.. Нет, килер пришел не на меня. Он не осмелится. Значит, в нашем здании кто-то другой кому-то насолил. 0-го-го-го! Людонька... Я все-таки сделал это! — Обнимая ее, закружил по комнате. — Мы здесь — а муравейник уже зашевелился... Пойдем с фотографом на вокзал, и Витя нам покажет его, и мы его заснимем.
— Ночью?
— Да, ночью! А что?.. И снимки проверим в картотеке в МУРе. Круг надежных друзей «Московской газеты» ширится и множится... Нас много в поле воинов. И милиционеров, и банкиров, и промышленников все больше появляется нормальных! Скоро мафиози придавятся в мизерное меньшинство...
Катя Паншина, строчительница детективов, отворила дверь и, увидев объятия, попятилась из комнаты:
— О-о... извините. Я не знала...
— Входите, входите, Катя. Чем могу быть полезен?
— Ваш замурзанный беспризорник требует миллион за рассказ о подосланном убийце. О вас целую повесть сочинил на манер былинных великанов. — Борис заметил, что Катя смотрит в лицо ему не отрываясь, как смотрят на близкого человека прощаясь с ним. — Плетет небылицы, выдумка у пацана что надо. Первый сорт. Но в мозгах полная неразбериха. Что с ним делать?
— Экий дурачок: пропадет... Неразбериха от травки и таблеток. Если б удалось вырвать его из этой среды — если не поздно... Пойду к Ролану, пусть выделит тысяч двести: он вроде как сотрудничает с нами.
— Подвиги ваши как подвиги Ильи Муромца. Давно вас знает?
— В течение последнего часа мы с ним общались минут пятнадцать... на посторонние темы.
— Ну, дает пацан!.. Гигант!.. Не возражаете? я его вставлю в мою книгу. Ши-икарный персонаж...
— Валяйте. Желаю успеха.
________________________________________________________
© Роман Литван 1989―2001 и 2004
Разрешена перепечатка текстов для некоммерческих целей
и с обязательной ссылкой на автора.