Роман Литван. МУЗЫКАНТЫ В ГОРОДЕ

трагикомедия в двух действиях

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА 6

Городская улица.

Музыка ― вальс Штрауса.

Входят Вера, Давид, который несет большую продуктовую сумку.

Давид. Вера, вы убиваете меня.

Вера. Вы думаете, если женщина согласилась пройти с вами по улице и приняла букет цветов, она должна лечь с вами в постель!..

Давид. Верочка...

Вера. Типичная варварская, южная психология. Пещерный век!.. Отдайте мою сумку и ступайте!

Давид. Не отдам.

Вера. Это бунт?

Давид. Мы еще пройдем немного... Не могу же я идти с женщиной, которая сгибается под тяжестью, а я налегке!.. Вы не хотите меня понять: я говорю не о постели.

Вера. А о чем? о полете на луну?

Давид. Не издевайтесь. Я хочу сказать...

Вера. Я признаю, что поступила не очень хорошо ― приняла ваше ухаживание, ваши звонки. Я в первый раз в жизни...

Давид. Да, да, да, вы в первый раз в жизни! Я не слепой. Я именно поэтому хочу сказать... я женюсь на вас! Я вам делаю предложение. Я разведусь с женой...

Вера. Давид...

Давид. О, скажите еще раз: Давид. Вашим голосом.

Вера. Разве бывает, что я говорю не моим голосом?

Давид. Я хочу услышать вашим голосом.

Вера. Давид... я люблю Якова. Я говорила вам: я никогда не оставлю его. У нас дети...

Давид. Я не буду возражать: пускай приходит навещать их... (Вера смеется.) Вы молодая женщина ― у вас все впереди! Я вам дам все, что вы хотите. Ни в чем не будет отказа. Я на все согласен. Говорите, приказывайте, что я должен сделать для вашего счастья?

Вера. Думаю, теперь ничего. Вы так повернули. Я пустая, ветреная дурочка ― поделом мне.

Давид. Я понимаю, пятнадцать лет совместной жизни с человеком, это не выбросишь. Тебе тревожно за его будущее. Мы ему дадим средства к существованию.

Вера. Нет, теперь ничего. Давид, я... (Пытается забрать свою сумку, Давид обнимает ее, она вырывается.) Не надо...

Давид. Надо! Моя сестра Софа неравнодушна к твоему бывшему мужу, она не оставит его своим попечением. Так что можешь не тревожиться.

Вера. Ваша сестра?

Давид. Да, да. На шабат она пригласила его на обед.

Вера. Куда?

Давид. К себе домой.

Вера. Но они там будут не одни?

Давид. Это я не знаю.

Вера. Одного, без меня?

Давид. Не знаю.

Вера. Он ничего не сказал мне.

Давид. Вот видишь!

Вера. Я люблю его! Люблю! Перестаньте меня преследовать! Отдайте!.. (Пытается забрать сумку, Давид уклоняется, она убегает без сумки.)

Давид. Вера!.. Вера!.. Сумасшедшее дело ― я тоже в первый раз в жизни. Я не могу жить без тебя!..

Звучит музыка.

СЦЕНА 7

Декорация второй сцены.

Музыка ― 2-ой фортепьянный концерт Рахманинова.

Входят Ефим, Сеня; следом ― Катя, которая несет метлу, совок на длинной палке, ведро; за ней ― Люба.

Ефим. Предупреждали меня. Здесь никому не доверять ни на копейку. Какой-то балалаечник нас всех надул!

Сеня (садится, подпирает голову руками). Я думал, только при советской власти жуликам раздолье... Полиция не хочет пальцем шевельнуть! Кошмар.

Люба. Сема кишиневский повесился! (Непродолжительная пауза. Все в ужасе молчат.) Лея пришла домой, а он висит на крюке от люстры. Висит... Она закричала, каяк помешанная, и стала веревку резать, так он у нее еще стукнулся ― не подумала в панике, что такую тяжесть не удержит... Я все слышала. Забегаю к ней: лежит, длинный, прямо на полу; и здесь (показывает на горло) всё в крови.

Ефим. Ка-кой мерзавец!..

Сеня. Значит, он и его тоже обманул. Зря подозревали человека.

Катя. Страшно. Бедная Лея. Люба, нам надо немедленно к ней зайти.

Люба (Сене). Он и его Наталья, пропади они, ― меня, бедную, одинокую, обманули!.. Плохие люди. Жадные.

Ефим. Найти его ― и хоть бы по морде надавать!.. Стáтуя готов помочь.

Катя. Э, философ. Приехали.

Ефим. Какая к черту философия?! Любая нечисть готова нас использовать, как...

Сеня. Как проституток.

Катя. Фи!

Ефим. Философствовать будем, когда на ноги встанем, сейчас не до жиру.

Сеня (мечтательно). Набить морду ― хорошо. Чтобы другим неповадно было. Статýя горит желанием.

Катя. Вы что, друзья мои? Плюньте и забудьте. Я вас предупреждала, не связывайтесь...

Ефим. Ты непременно должна себя похвалить...

Катя. Я вам теперь опять говорю... не хватало, чтобы в полицию вас забрали. И под суд отдали за мордобой!.. Плюньте. Дороже выйдет. (Подходит к Ефиму.) Смешно, что я тебе говорю ― злость, злоба, сопровождающие драку, разбазаривание своей души ― дороже. Ну, не смертельно это.

Сеня. А может, смертельно? Я до сих пор без работы. А тут такие деньги. Мы, действительно, в пиковом положении.

Катя. Я с Галей поговорю.

Ефим. Дело принципа ― мы должны его найти и судить. Спасибо тебе, но...

Катя. Он жулик, он выкрутится.

Сеня. Боже мой, прямо хоть домой не возвращайся.

Ефим (Любе). Вы слышали разговор Зеева и Наташи? Она тоже знала всё?

Люба. Я все слышу.

Ефим. Почему вы не предупредили нас? Мы бы успели его схватить. Или ее ― как заложницу.

Люба. Она же мне наделила. Я четыреста шекелей истратила на ее приятеля ― он такой же экстрасенс, как я министр абсорбции... Хи-хи-хи-хи... Ой, что он изображал...

Сеня. Приятно было?

Люба (стыдливо потупясь). Хи-хи-хи... Ну, признаться, приятно.

Сеня. Главное, чтоб не зря потратилась.

Люба. А что? За собственные деньги, которых нет.

Входят: слева Софа; справа Вера, следом за ней, отстав, Давид с сумкой.

Ефим (Любе). Стойте! Может быть, мы через приятеля найдем их, наконец?

Люба. Ой-ё-ёй ― он и приятеля, и жену свою бросит и не оглянется.

Софа (идет к Вере). Я хотела вас увидеть. Вы только не пугайтесь.

Вера. Что-то с Яшей?

Софа. Ничего страшного...

Вера. Под машину? Он в больнице?

Софа. Машину?.. Думаю, все-таки было бы хуже. Мы шли по улице. Вдруг он увидел какого-то человека, бросился к нему и... не знаю, как, вдруг они схватились, что-то вроде драки... довольно отвратительная сцена. Я не ушла, потому что... давно хотела с вами поговорить и предложить свою помощь: мне небезразлична ваша судьба... Вдруг подбежал ваш знакомый, наряженный стáтуей, и вот уж он начал действовать на полную мощность. Этот человек упал, а он его поднял за грудки и тряс, и они оба с Яковом чего-то требовали. Собралась толпа. Это ― в центре. Подъехала полицейская машина. Ваш знакомый убежал, а Якова забрали в полицию.

Вера. Этого нам недоставало...

Софа. Я уже позвонила моему адвокату.

Сеня. А Зеева... того человека ― забрали в полицию?

Софа. Даже не заметила. Кажется... не помню.

Сеня. Вот дураки. Его надо было не избить, а задержать. Уже в руках был!..

Катя. Сперва сам предлагал «морду набить»... (Ефиму.) И ты, Фима...

Ефим (радостно). Грех, в самом деле, шахтерские кулаки не использовать. Прости меня, Катюша: грешен.

Катя. Чему ты радуешься? Деньги все равно пропали.

Ефим. Дело принципа.

Сеня. Ох-хо, деньги сейчас важнее.

Софа (Вере). В полиции больше одного дня не будут держать.

Давид (в сторону). Жаль... Дура сентиментальная: без ее адвоката могли оставить на неделю. Но хорошо, мне не надо ни перед кем оправдываться, почему их сумка у меня: я боялся.

Входит Игорь, одетый статуей, но с незагримированным лицом.

Игорь (сразу к Вере). Вера, я во всем виноват. Я как увидел гада ― у меня с головой что-то случилось... она бы лопнула, если бы я ему не в...врезал!.. Я готов вместо Якова сесть. Я себя грызу ― что я наделал? Я на воле, а его взяли. Как нам поменяться?!

Вера. Ладно, Игорь. Теперь надо другое.

Игорь. Я ему, гаду, (обводит рукой) за всех! И за Сему кишиневского.

Вера. Почему Сему?

Игорь. Ты не знаешь? Кончил самоубийством. Утром!..

Вера. Боже мой...

Катя. Пойдемте, Люба. Мы должны пойти к Лее.

Игорь. Я понимаю, если я приду, они меня возьмут, и его не пустят.

Сеня (Игорю). Зеева забрали?

Игорь. Если бы! Слинял в суматохе. Я-то не мог остановиться, я бежал... пока не убежал за мост на Петах-Тикве.

Ефим. Вера, до свиданья. Ни в коем случае не забывайте: если что-то надо, тут же скажите. Хорошо?

Вера. Спасибо.

Катя. До свиданья, Верочка.

Все прощаются. Ефим, Катя, Сеня, Люба уходят.

Игорь (Давиду). Это Веры-Якова сумка? Вера, твоя сумка? (Давиду.) Молодец, что помог; давай теперь сюда. Ну! ― твоя миссия окончилась. (Забирает сумку.)

Давид. Поосторожней.

Игорь (не обращает на него внимания; Вере). У меня знакомый есть Ицик. Он в полицейской машине ездит, всю дорогу стоит и глазеет, как я работаю. После разговариваем. Он, правда, персиянин и по-русски ни бельмеса, но ничего: слово на иврите, слово по-персидски, я ему врубаю по-русски ― понимаем, в общем, что к чему. Хорош пацан. Он для меня все узнает, чего с Яковом. Поняла, Вера? Не переживай. Пойдем, твою сумку отнесем. Я переоденусь... Не переживай.

Давид и Софа смещаются несколько вправо, Вера и Игорь ― влево.

Входит слева Яков.

Вера. Яша!.. Родненький... Тебя отпустили?

Яков (потирает кисть левой руки; Вере). Тебе известно?.. Черти. В наручниках чуть руку мне не повредили: был бы я тогда скрипач. (Вера всплескивает руками, а затем наклоняется, хватает его руку и целует то место, которое он потирал.) Ну, что ты, солнышко? Я руки не мыл. Пусти... Верушка…

Вера. Ну, пусть. Пусть!.. (Они обнимаются.)

Яков (с улыбкой). Любопытная история. У нас в Брянске я все время осознавал, что я не такой, как все. Слава Богу, ни разу в жизни, никогда мне никто в открытую ничего не сказал, ничем не обидел. Но все равно было постоянное ощущение, что все такие, а я такой. И за моей спиной они это обсуждают. И нос у меня не как у всех, и темперамент, и говорю я иначе, и жестикулирую, и... взгляд на мир другой. И всегда как-то понукало изнутри доказывать, что я неплохой, я хороший, не хуже всех; не такой ― но такой же... А здесь... в полицейском участке сидит начальник с таким рубильником (показывает на нос), говорит тра-та-та-та-та, как из пулемета; машет руками, как тетя Фира в драной кофте за рыночным прилавком... одним словом, еврейская рожа ― такая же, как я. В точности. Но... как все милиционеры на свете, чуть-чуть с... определенным отпечатком. Но у меня ни секунды не возникло чувство, что он меня может ковырнуть из-за того, что мы разной породы. И меня до сих пор поражает, удивляет, и я до сих пор не могу свыкнуться, что шофер грузовика, каждый шофер автобуса, полицейский, человек с отбойным молотком, землекоп ― все они евреи... Все. Как и я. Удивительное, прежде не знакомое чувство комфортности существования. Единственное на сегодня хорошее...

Вера. Я слышала, тебя пригласили на шабат к обеду.

Яков. Нас обоих пригласили.

Вера. Они тебя совсем отпустили?

Яков. А черт их знает! Конечно.

Вера. Никому тебя не отдам! (Обнимает его.) Идем домой. Возьми у Игоря сумку.

Яков (Игорю). Это наша сумка? Ну-ка, отдай!

Игорь. Держи-держи. (Отдает сумку.)

Яков. Смотри мне, статýя! Уничтожу.

Игорь. Ладно, не шуми.

Вера (держит под руку Якова). Яша, хватит к нему приставать.

Яков. Знаешь, что, Игорь?.. Приходи сегодня к нам ужинать. Приходи ― гостем будешь.

Игорь. Правда? Ты не шутишь?

Яков (качает головой, с улыбкой). Приходи. Отметим освобождение. (Обнимает Веру.)

Яков, Вера, Игорь идут налево.

Софа (Давиду). Ну, что, Дон Жуан израильский?

Давид. Ну, а что?.. (Разводит руками.)

Софа. Остается только им по-доброму завидовать.

Музыка ― скрипичный концерт Мендельсона.

Занавес

28 августа 1992

________________________________________________________

©  Роман Литван 1989―2001 и 2004

Разрешена перепечатка текстов для некоммерческих целей

и с обязательной ссылкой на автора.